Геннадий Муралев: «Я метил в директора, но мне сказали идти на сцену»
Заслуженный артист России и народный артист Коми Геннадий Муралев отпраздновал 40-летие сценической деятельности в республиканском театре оперы и балета. В интервью БНК он рассказал, как изменился за эти десятилетия, почему «трусанул» перейти в труппу театра музыкальной комедии в Санкт-Петербурге и как не стал директором Коми оперы.
Фото Виктора Бобыря— На сцене республики вы уже 40 лет, как за это время изменился театр и вы сами?
— Первые 30 лет в театре — это было просто изумительно. Была Ия Петровна Бобракова главным режиссером, администрацию возглавляла Валентина Ивановна Судакова. Раньше время было радостное, светлое, душевное, коллектив жил единой семьей. А когда поменялась власть [театр возглавляет с 2015 года Дмитрий Степанов — прим. БНК], все пошло по-новому. 20 век — это одно, 21 век — это новое во всем: репертуарная политика, какие спектакли идут, на что нацелен театр. Даже опера ставится сейчас в жанре обновленном, осовремененном, не для театралов, а для зрелищности, необыкновенности, доступности. Например, «Пиковая дама» в том веке была поставлена в классике — исторические костюмы, соответствие времени, а версия 2021 года радикально по-новому — с черно-белой сценографией, мультимедийными экранами [репортаж БНК с премьеры тут ]. Я сам изменился, но всегда был счастлив и влюблен в работу.
— Ваше амплуа «простак», его выбрали еще во время обучения. До сих пор ли оно за вами сохраняется?
— Последний раз «простака» я сыграл в оперетте «Сильва», это был Бони около пяти лет назад. Когда появился в труппе Михаил Ярмольский, я сразу сказал: «Все, это наш новый «простак», молоденький, хорошенький. И тут же в этой же оперетте перешел на роль Ферри, он возрастной. В «Принцессе цирка» я тоже раньше играл молодого мальчика Тони, а сейчас я играю Пеликана — человека, прожившего жизнь. Конечно, я не инвалидом хожу по сцене: играю старика, но в душе все молодо.
— В гримерке много несколько ваших изображений: афиши прошлогоднего бенефиса и этого бенефиса «Месть Летучей мыши». Не странно быть постоянно окруженным своими ролями?
— Два года назад все было в афишах, потом сказали, что будут обоить, я аккуратно все снял. Но обои не поменяли. Афиши стимулируют, так как ты себя здесь чувствуешь артистом в дорогой тебе гримуборной. Во всех театрах одна-две афиши, у некоторых просто портреты в рамках. Это все оформление, декор дополняет тебя. Ты входишь в свой дом. Я даже одну статью так назвал «Театр — мой второй дом».
— Гримируете себя сами или зовете мастеров?
— Я всю жизнь делаю грим сам, изучал его, когда был студентом. Все парики, накладки тоже надеваю сам. Самый сложный был грим в спектакле «Моя прекрасная леди», где я играл Дулитла. И синяки должны быть, и обмякшее, страшное лицо. Я неожиданно для себя сделал финт: пятью пальцами провел по коробке грима с красной краской и выкрашенными пальцами провел по лицу. Так и пошел на сцену, все сказали: «настоящий алкаш!». Мой герой был любителем выпить. Это дело закрепилось, но Ия Петровна потом возмутилась, она сказала: «Не сценично!»
— В свое время вы возглавляли молодежный театр «Рампа», а театром оперы и балета не хотели управлять?
— Я пошел учиться в Санкт-Петербургский университет, поступил в 1995 году, а закончил в 2001 году. Меня потянуло на руководящую должность, в дипломе у меня написано «Менеджер-продюсер в области театра и кино». Я думал: «Ну, какая скукотища на сцене, пойду сейчас руководить и все ставить на свои места». Я метил стать директором, но меня убедили, что я хороший артист: «Идите на сцену, идите отсюда». Диплом оказался в никуда, сначала висел на стене, а потом я его спрятал. Даже не дали и дня мне поруководить.
— Раз не руководить, то может быть учить?
— Нет, не хочу. У меня есть проблемы, интенсивность подготовки спектаклей и показов сказывается на здоровье. Я был чрезмерно активный, я строг по отношению к своему делу. Поэтому 40 лет я провел не в санаториях и домах отдыха, я работал. Я преподавал в школе №1, вел драматическую студию. Потом приглашали в пединститут для преподавания «Истории театра» и «Риторики». Я работал в Колледже культуры, но была разница в интеллекте и разница в том, что хочу я, и что хотят они. Им нужно среднестатистическое, а я поднимал на высоту. Меня даже ругали. Два года помыкался и ушел. Мне все это знакомо, но неинтересно, тяжело морально и физически.
— Люди старшего поколения часто говорят: пенсия придет, и я уйду с работы, я устал. На ваш взгляд, есть ли оптимальный возраст, чтобы покинуть сцену, или если уж умирать, то на сцене?
— Работая в театре, артист, даже пенсионер, живет жизнью театра. Все зависит от нужности. Я знаю, что нужен, но, помимо меня, есть руководство. Я за себя не волнуюсь. Я мог два года назад работать в Питерской музкомедии, они прямо меня ждали, им был нужен именно возрастной артист. Но я трусанул, так как возникли сложности с жильем, я хотел жить с дочерью. Но в итоге оказался у разбитого корыта и думаю: «Господи Боже, лучше я пока здесь буду». И я не жалею.
БНК
